Что это такое — летать в космос
Рассказать вам, что это такое — летать в космос? Расскажу. Ремарка для начала: надо разделять ощущения старта, первых двух дней полета (пока ракета-носитель летит к МКС), жизнь на станции, посадку и первые недели на Земле.

СТАРТ
Полет начинается не с момента отрыва ракеты-носителя от стартового стола, а с пробуждения в кровати в день старта. Ощущения похожи на отъезд человека в очень длительную командировку: лежишь и прокручиваешь в голове, все ли сделал —...читать дальше (еще 16767 символов) >> пристроил домашних животных, убрал в квартире. Потом начинается суетливое время, где все расписано по минутам: когда мы встаем, когда завтракаем, когда проходим медицинский контроль, когда (по традиции) расписываемся на дверях номера в гостинице космонавтов, когда садимся в автобус. Существует легенда, что Юрий Гагарин по пути к старту попросил остановить автобус и пописал на колесо. И после него эта традиция старательно поддерживалась. Автобус действительно останавливается в степи на две-три минуты, но на колесо теперь не писают, космонавты по крайней мере. Очень много мороки: разгерметизировать скафандр, раскрыть его (а это не ширинку расстегнуть) и так далее. Разве что техперсонал.

Вот «Белое солнце пустыни» вечером перед стартом смотрим. Хотя сейчас мало кто знает почему. А дело в том, что до появления видеокамер подготовке космонавта к рабочим съемкам на орбите уделяли очень много внимания. Ведь на станцию брали ограниченный запас кинопленки и ее надо было расходовать очень эффективно. Космонавтов учили операторскому мастерству, причем профессионально. Как выстроить кадр, как сцену, как поставить свет, как — камеру, когда снимать большой план, когда — малый. Идеальным учебным фильмом оказался «Белое солнце пустыни», классика операторского искусства. С появлением видеокамер необходимость в такой подготовке частично отпала. Сейчас мы берем не столько мастерством, сколько объемом отснятого материала. А традиция просмотра осталась.

Итак, едем к кораблю. Если честно, ожидаешь большего — тревожности, переживаний и страхов. Чистоту ощущений убивают годы подготовки, мы все это уже делали много раз, даже на автобусе к кораблю два раза выезжали, на «примерки». Ощущение, что едешь на привычную работу. Подъезжаем к старту, докладываем Госкомиссии, машем рукой прессе и провожающим и приступаем к не очень романтичным будням. Поднимаемся к кораблю в очень маленькой кабинке, где еле-еле умещаемся вчетвером — мы в скафандрах и оператор лифта. От верхней лифтовой площадки к самому кораблю проброшен хлипкий на вид мосток. Все это к тому же довольно ощутимо раскачивается от ветра на высоте полусотни метров. По мосткам ты забираешься в корабль, вернее, протискиваешься, как говорится, на выдохе. И сидишь в одной позе 2,5 часа до старта. Становится жарко, ты потеешь. Сам старт воспринимается как облегчение — ну наконец-то!

Ракета-носитель, безусловно, транспортное средство повышенной опасности. Но страха как такового нет. Я бы сказал, присутствует напряженность. Нечто похожее испытываешь, когда едешь на предельной скорости на автомобиле: страха ведь нет, глаза не закрываешь и руль не бросаешь, но напряжение и концентрация довольно сильные.

Ощущения во время выведения на орбиту смазываются очень напряженной работой: все время занят контролем приборов, связью с Землей, просмотром бортовой документации. Единственное, что замечаешь, — отделение ступеней. Первые две отделяются сравнительно мягко, масса оставшейся ракеты еще велика. А вот отделение третьей пропустить трудно — сравнимо с хорошим пинком под зад. Срабатывают пироболты, отбрасывают назад остатки ракеты, и начинается состояние невесомости.

НЕВЕСОМОСТЬ
Вначале она ощущается не сильно — мы крепко пристегнуты ремнями к креслу, что сохраняет давление на спину. Но вот карандаш куда-то улетел. Вот блокнот поплыл. Особых впечатлений, какой-то радости от того, что наконец попал в космос, нет, первые 4-5 минут невесомости связаны с большим количеством работы: проверка всех систем корабля, связь с Центром управления полетами, параллельно идет поздравление руководителя Роскосмоса с удачным выведением. После чего мы выходим из зоны радиовидимости и полтора часа — тишина. Можно освоиться, прислушаться к ощущениям. Невесомость — это и есть главное и самое сильное ощущение от космического полета. Никаких земных аналогов нет: ни плавание с аквалангом, ни затяжные прыжки с парашютом. Полеты на специально оборудованных самолетах, так называемые 30-секундные полеты в невесомость, дают весьма приблизительное понятие, но совсем не затрагивают, например, физиологию.

КАК РЫБА
Первые ощущения от пребывания в невесомости — дезориентация. Отстегиваешься — начинаешь взлетать. Снимаешь перчатки, а они висят в воздухе. Сложно сфокусировать зрение. Очень трудно соразмерять усилия — ведь никакого сопротивления нет. Нужно что-то сделать, усилие несоразмерное, тебя кидает в сторону, ты пытаешься тормозить, прикладываешь еще большее усилие — кидает в другую. Понимаешь, что головой лучше не крутить — появляется укачивание. В иллюминатор тоже лучше долго не смотреть — начинает мутить. К тому же корабль летит в постоянной закрутке, обеспечивающей ориентацию солнечных батарей на Солнце. Один оборот за три минуты, но и этого достаточно, чтобы вызвать приступы тошноты. За редкими перерывами, когда корабль выполняет маневры, “Союз” вращается двое суток. Один виток вокруг Земли занимает полтора часа, через шесть витков наступает первое время отдыха экипажа.

Тяжело справиться с едой. Система тюбиков, знакомая всем по телепередачам с детства, давно уже канула в Лету. Есть обычные консервные банки, есть сок в 200-граммовых пакетиках, которые можно купить в любом супермаркете. Это называется оптимизация затрат. И со всем этим надо справляться.

Если крошка или капля попадает в атмосферу станции, сначала пытаешься как рыба заглотить. Ну и ощущение все время такое, что кормишься как рыба. А если кусочек еды попал на поверхность и прилип, то тут же собираешь все это салфеткой. Это, кстати, тоже необходимый ритуал жизни в невесомости — если ты видишь, что что-то летит (кусочек еды, капля, небольшой мусор), то должен сразу все убрать. А то его можно вдохнуть и иметь большие неприятности.

В первые дни прием еды похож больше на выступление клоунов: достаешь ложкой кусок из банки, немного не рассчитал ускорение — и кусок пролетает мимо рта. Ты тут же все бросаешь и кидаешься в погоню. Оттолкнулся хорошо ногами, а тормозишь уже головой. Синяки и ссадины — непременные атрибуты первых дней пребывания в невесомости.

БОЛЬ
На второй день мы ждем стыковки со станцией и обживаем корабль. До этого мы видим свой аппарат 2-3 раза: запечатанное изделие, все в пломбах и красненьких заглушках. А тут ты понимаешь, что вот, он твой! Как в новый автомобиль садишься, сразу начинаешь всякие бардачки открывать: а здесь что лежит, а это для чего, а вот тут как интересно! Но в целом второй день на орбите достаточно скучный и ничем кроме связи с Землей и головной боли не заполнен.

Из-за перераспределения крови в организме у всех членов экипажа без исключения начинаются очень серьезные головные боли. Наш организм на Земле привык к тому, что кровь поступает в ноги практически под воздействием силы тяжести, а сердце эту кровь из ног закачивает в голову. В невесомости вес исчезает, но механизмы перекачки продолжают действовать: вся кровь оказывается в голове, которая отзывается сильной болью, а оставшиеся без снабжения ноги в итоге мерзнут. Несколько ослабить этот эффект позволяют обычные обезболивающие и эластичные жгуты на ноги, напоминающие дамские подвязки. Само собой, без всяких кружев. Жгуты пережимают сосуды на ногах, ограничивая венозный возврат крови. Правда, носить их можно всего несколько часов в сутки. Через неделю-две организм приспосабливается и боль проходит.

СТАНЦИЯ
Два первых сильных впечатления от входа на станцию — запах и объем. Когда корабль пристыковывается, то открываются последовательно два люка. Когда открываешь первый люк, в шлюз, то втягиваешь в себя запах космоса. Он пахнет металлом, как после электросварки. Думаю, это связано с ионизацией металла космическими лучами. Открывается второй люк, и тут в нос ударяет собственно запах станции — что-то вроде ароматов затхлого подвала или гаража. Во время полета чувствительность к запахам вообще усиливается. Становишься гурманом. Прибывает шаттл или грузовой “Прогресс”, сразу плывешь его нюхать, отмечая тончайшие нюансы: тут слегка пахнет цитрусовыми, а тут немного яблоками. Для того чтобы подольше сохранить эти ощущения, иногда люк во вновь прибывший корабль прикрывается. Захочешь глотка свежего воздуха — подплыл, открыл люк, вдохнул полной грудью и закрыл.

Ну и после маленького корабля станция поражает объемом. На станции всегда кто-то есть. Забираешься внутрь, а там старожилы летают, легко и непринужденно. Слегка оттолкнувшись кончиками пальцев, они пролетают десятиметровый модуль, снайперски попадая в люк. Именно это всегда и показывают на видео со станции. Само собой, тут же пытаешься повторить — ничего подобного. Больше всего ты напоминаешь бильярдный шар, посланный неумелой рукой. Где-то зацепился, где-то ногами затормозил, а где-то головой, где-то что-то сбил. Новичка сразу видно: он передвигается медленно, в полете для торможения раздвигает ноги, наподобие ласточкина хвоста, и не столько тормозит ими, сколько сбивает все вокруг. И за новичком тянется шлейф из сбитых приборов, объективов и прочих предметов. Через неделю-две неловкость проходит, а через полгода становишься настоящим асом. Куда-то надо — оттолкнулся одним пальцем, долетел и затормозил одним пальцем, правда, на ноге.

Кстати, в невесомости довольно быстро сходят мозоли на стопах, и кожа там становится нежной, как у младенца. Зато натираются небольшие мозоли в самом неожиданном месте — на верхней поверхности больших пальцев ног — именно ими тормозят и фиксируются во время работы. Ведь руки для работы, а держатся космонавты пальцами ног. И завидуют обезьянам, у которых есть чудесные хвосты.

И еще одно необычное ощущение — пространственная ориентация. Поначалу ты очень четко понимаешь, где верх и где низ. Внутренне четко знаешь: вот — пол, вот — потолок, а вот — стены. И если ты перелетел на стену, то понимаешь, что сидишь на стене. Как муха. Но через месяц-два ощущения меняются: перемещаешься на стену, и она в голове — щелк! — становится полом, и все встает на свои места.

Что поначалу досаждает — шум. На станции очень шумно, более 70 дБ, примерно как от проходящего рядом поезда. Причем самые шумные места — стыковочный отсек и, что обидно, наш жилой модуль. Но через некоторое время привыкаешь и перестаешь его замечать.

МЕЧТА
О чем мечтает солдат на срочной службе, когда думает о скором дембеле? Сначала наесться вдоволь. Потом — выспаться. Ну а потом — о женщине. Космонавт же больше всего мечтает о душе — постоять под струей, чтобы потоком вода по телу лилась. Руки помыть в раковине.

Гигиене в космосе уделяется много внимания — замкнутый объем, и можно очень легко получить какое-нибудь кожное заболевание. Физкультурой позанимался, физическим трудом, вспотел — тут же надо протереться влажным полотенцем, пропитанным антисептическим раствором. Не протерся — уже через полчаса все высыхает, начинает чесаться. На станции идет борьба за каждый грамм влаги, поэтому использованное полотенце не выбрасывают, а оставляют высушиваться, чтобы влага ушла в атмосферу. Затем используют второй раз, как уже сухое, и только после этого выбрасывают. Точно так же не выбрасывается белье после занятий спортом, а сначала высушивается досуха. И каждый день моешь голову, иначе начинается зуд. Существует специальный безмыльный шампунь, который сначала тщательно наносишь на волосы, отжимаешь туда еще капельку воды, а после удаляешь полотенцем. Другое неудобство — приходится глотать зубную пасту, прополоскать рот ведь невозможно. А паста самая обыкновенная, которой все на Земле пользуются. Поэтому стараются ее на щетку наносить по минимуму.

Сложно организоваться, чтобы просто пописать. Как встать, как себя зафиксировать. Руки все заняты — одна держит трубку-мочеприемник, вторая — салфетку на случай, если капля-другая уйдет в атмосферу, поэтому фиксируешься ногами. Опять же все сделал — должен все вычистить за собой небольшими специальными салфетками.

Вторая мечта космонавта — поспать на нормальной кровати, чтобы чувствовать матрас телом. Первый день пребывания в космосе — это первая попытка заснуть в невесомости, когда не чувствуешь опоры, пытаешься как-то расположиться в спальном мешке, вообще никак не лежишь, ни на боку, ни на спине. Заплыл в спальный мешок, застегнулся и висишь в позе эмбриона. Просыпаешься — а перед глазами висят твои руки. Я под конец полета приспособил под свои нужды куски упаковочного пенопласта. Засовывал их особым образом в мешок, они давили на спину, вызывая иллюзию, что я лежу. И после этого просыпаешься утром, тебе хорошо, лежишь на кровати и думаешь — почему ж это зеркало на потолке?

ПОСАДКА
Сама посадка очень скоротечна, очень динамична. От момента расстыковки до посадки проходят три-четыре часа. Попрощались с остающимися, пофотографировались, закрыли люки, сели, пристегнулись. Ощущения более жесткие, чем при старте. Мне вообще “повезло”: у нас при посадке произошел отказ системы автоматического управления спуском, и наш “Союз” спускался по баллистической траектории, вместо стандартных перегрузок 3-4 g мы испытали все 9. В принципе, это штатная ситуация, правда, менее приятная и более редкая — пережить ее довелось всего трем экипажам, в том числе и нашему. 9 g мы проходили на Земле на центрифуге, но они были плавные, без рывков, а при посадке — сильные продольные и поперечные вибрации. Но думаешь не о том, чтобы не развалиться, а о том, как бы не задохнуться. Грудная клетка пытается схлопнуться, и если выдохнешь, обратно уже не вдохнешь — у человека просто нет таких мышц, которые бы распрямили ее. Поэтому изо всех сил держишь грудную клетку и немножко дышишь животом. Но этому учат на Земле и это мгновенно вспоминается. Опять же западает язык, и ты не можешь говорить, а только хрипишь. Но 30 сек. можно и похрипеть.

Перегрузка 30-40 сек. нарастает, потом 20-30 сек. держится, потом плавно уходит: все это во время торможения в плазме атмосферы. Лежишь расплющенный и смотришь в иллюминатор, как горит плазма, потом начинает гореть обшивка, появляется сажа, плавится и начинает течь металл. Ощущения очень скоростной езды по очень ухабистой дороге: непрерывная тряска и удары. Взведение парашютов, открытие, опять удары, взведение кресел. Все это пиротехника, стоит непрерывная стрельба, пахнет горелым порохом. При этом надо выдавать какие-то команды, отслеживать работы всех систем, управлять. Потом удар о землю, самое сильное ощущение от посадки. Зубы надо держать вместе. Примерное ощущение можно испытать, если упасть на спину с высоты второго этажа — мы приземляемся спиной вниз. Другие говорят, что это как бревном по спине ударить. Не знаю, бревном не били. С нами малайзиец приземлялся, так он после посадки еле вымолвил: “Так это у вас мягкая посадка?!”

К тому же у нас вокруг корабля начался пожар — загорелась трава, срочное закрытие вентиляции, очистка атмосферы в корабле. Ждали, когда спасатели погасят пожар, откроют люки. Поэтому первого глотка свежего воздуха не получилось — ничего не могу сказать об этом ощущении. Пахло гарью.

НА ЗЕМЛЕ
Спортом мы занимаемся на орбите очень много — столько я не занимался никогда в жизни. Каждый день два часа на тренажерах. Но под конец полета все равно отчетливо ощущаешь атрофию мышц — они становятся дряблыми и уменьшаются в объеме. Потому что остальные 22 часа в сутки мышцы не работают. И это сказывается после посадки — ходить в условиях гравитации становится очень трудно, и думаешь, неужели люди в таких условиях еще и бегают? Руки тяжелые, ноги тяжелые, голова тяжелая.
Начинаешь промахиваться рукой. В невесомости промахиваешься в одну сторону, так как мышцы привыкли компенсировать тяжесть. Пытаешься нажать на тумблер на стене, а палец попадает выше. При приземлении этот эффект начинает проявляться с отрицательным знаком — при попытке нажать на выключатель попадаешь ниже. В итоге, чтобы включить свет, приходится постоянно контролировать траекторию движения руки.

Плюс постоянное полуобморочное состояние. Больше хочется посидеть или полежать. Бороться с этой слабостью помогают специальные костюмы, схожие с противоперегрузочными костюмами военных пилотов, сдавливающие нижние конечности.
Первый месяц чувствуешь подошвой каждый шов на носках. И очень чувствительные ягодицы — не можешь сидеть, мышцы почти атрофировались. Комфортнее либо стоять, либо лежать.

Остается привычка все фиксировать, как в невесомости: не просто карандаш положишь на стол, но и придавишь его журналом или книгой, чтобы не улетел. Или, бывает, просят соль передать, ее подают и оставляют “висеть” в воздухе. Стаканы роняют. Пьешь, ну и по привычке “подвесил” в воздухе. Но это пара-тройка дней. Как правило, за неделю психологически привыкаешь к Земле, а за месяц-другой приводишь в порядок и мышцы.

Хотел бы еще раз полететь? Спрашиваешь! Ничего подобного на Земле не испытаешь.

Заместитель командира отряда космонавтов ЦПК им. Гагарина Олег Котов